Я, конечно, понимаю, что это повествование мало вписывается в стандартную логику восприятия мира Профессора, но тут уж ничего не поделаешь. Предысторию моего Уммара я воспринимаю именно так, а не иначе. Можете воспринимать это как стеб
. Итак,
История Уммара аль Хрисаади, прозванного в народе кхандским душегубом
"... акбар! ... акбар! - Раздался сквозь сон пронзительный азан муэдзина, созывающий правоверных к утреннему намазу - Хайа галас-салях! Хайа галяль-фалях! Ас-саляту хайрум-минан-наум!" Да спешу я, спешу... и к молитве, и к спасению. Молитва, разумеется, благостнее сна, но как же хочется поспать у себя во дворе, в тени старой чинары, на мягкой пушистой кошме, подставляя обнаженный торс еще ласковым поцелуям светила и нежным касаниям ветерка, подобным губам и пальцам, искуснейших в любовной науке, гурий аль-Вали-нора, Садов Услады, куда после смерти попадет любой правоверный. "Ашхаду алля иляха иллямелькор! Ашхаду анна сауронар-расулюмелькор!".
"Чего???!" Меня аж подбросило. Сон бежал, подобно кладбищенскому гулю, несущемуся в свой склеп, настигаемому неумолимыми лучами солнца. "Дети Иблиса, отродья шайтанов! Вы что несете? Уста ваши извергают смрад, подобно разрытой могиле гяура, исполненой червями и нечистотами!"
Эх, чуял я, чуял, не к добру эти северные варвары пришли в наши, благословенные Эру, земли.
Да, забыл представится - Уммар аль Хрисаади, правда, правоверные обычно зовут меня кхандским душегубом. А вы решили, что я ученик медресе? Нет, я ночной владыка нашей столицы, царственного Хрисаада. Днем им правит шах, а ночью - ваш новый знакомый.
Однако не стоит думать, что вы имеете дело со старым, обленившимся боровом, взявшим власть в ночном братстве руками своих слуг. Нет и еще раз нет! Боровом был мой предшественник, считавший себя всевластным правителем. Наш поединок, проведенный с соблюдением всех законов круга, развеял заблуждения этого самовлюбленного глупца.
Последнее время дела у нас идут все хуже и хуже. Власть в Хрисааде, как бы исподволь, захватили посланники северного шаха, которого они называют Сауроном, а правоверные жители Кханда - шайтаном, слугой Иблиса, темного духа, восставшего против Эру, Милостивого и Милосердного! Речами, сладкими, словно сок персика, стекающего по губам, нас не смутить. Но не только льстивые речи были их оружием. Поначалу, вестники шайтана заронили недоверие к соседям и страх перед, слишком далекими, как по мне, врагами, в сердце и разуме нашего повелителя (да заставят его вечно лизать раскаленные сковороды, да зальют его уши воском!), потом помогли войском. А затем, как и предсказывали многие высокоученые мужи, зерцала добродетели и образцы мудрости, превратили его в ширму своих злодейских замыслов. Мне, да простит Эру мое черствосердие, было откровенно плевать на это до недавних пор. Даже когда взяли в заложники детей наиболее знатных и богатых жителей города я не особо волновался. Но вот, когда вместо городской стражи на улицы и площади, на базары и торжища вышли патрули орков, а должность кади просто отменили, я и мои братья по ремеслу забеспокоились всерьез.
Сидеть в зиндане, разумеется неприятно, еще более неприятно отдавать всепонимающему кади заработанные кровью и потом динары. Но куда неприятнее попасть под удар орочьего ятагана в схватке, на брусчатке ночных переулков. Эти отродья шайтана (да будет он проклят во веки веков, пред престолом Милостивого и Милосердного!) не брали в плен, а смысл и назначение золотого звона был похоже вообще недоступен их куцым умишкам.
И наконец сегодняшнее святотатство, изменения в святом азане! Горе вам, призвавшие имена Тьмы, отринувшие и предавшие имена Света! Да отвратит свой лик от них Эру, Милостивый и Милосердный! Да будет их посмертием вечный крик и скрежет зубовный за Вратами Ночи! Да не познать им радостей Садов Услады, прекрасного аль-Вали-Нор, обещанного всем правоверным!
Все... решено! Я покину эти проклятые земли, но сначала я отомщу, страшно отомщу этим нечестивцам, осмелившимся ****ть святыни душ наших, предавшим веру отцов и дедов! Да не познать мне радостей посмертия, да прервется на мне род, да уподоблюсь я могильным гулям, пожирателям мертвой плоти, коль не сдержу сей клятвы! Да будет свидетелем этой клятвы Попирающий Нечестивых, Повергающий всякую Тьму!
Уммар шел по залитой утренним солнцем центральной площади. Подошвы его мягких сапог попирали пыль под ногами. Хоть ярость и гнев жгли его душу раскаленными угольями, шума он производил не больше барса, вышедшего на охоту, а лицо было бестрастно, подобно ликам странных каменных изваяний, которых можно иногда встретить в раскаленной от зноя пустыне, окружающей проклятый Хрисаад. Любимый скакун был оставлен в одном из узких переулков, дабы вынести хозяина за пределы городских стен.
Ворота святилища Подателя Благ были открыты. Сладковатой гарью, от которой запершило в горле, тянуло из них. Шаг, другой, третий... Куда исчезли белые мраморные плиты? Где зелень нефрита и малахита, радующая глаз? Почему алтарь залит кровью?
Черным бархатом укрыты стены, жрецы в черных тогах, оскверненные кровью, изогнутые, словно коготь Иблиса ножи в их руках. Несколько безумцев, отринувших веру предков и, слава Прозорливейшему из Судей, посланник северного шаха! Пора выполнять принесенную клятву!
Два кинжала хрисаадской стали, любовно выкованные собственными руками, с тихим свистом атакующей гюрзы, покинули рукава черной с серебром абаи Уммара практически одновременно и спустя миг, за который и джин не успеет ничего сделать, кровавые цветки распустились на горле отступников. Горсть стальных шариков метнулась под ноги бегущим на встречу охранникам северного гяура, аль-Масур и аль-Баттар с радостным шорохом покинули пояс облачения.
Дальше рассказывать особо нечего. Все произошло куда быстрее, чем это заняло само описание происходившего... Один яростно атаковал, пытаясь если и не убить, то хотя бы вырваться на площадь и призвать подмогу, другой финтил, хитрил, пытался зайти со спины, не давая прорваться к дверям, попутно ускользая от не особо ловких, но весьма решительно настроенных охранников в тяжелых доспехах. В общем, истинные ценители благородного искусства поединка поведения Уммара не одобрили бы. Но что ему чье-то мнение? Выжить, отомстить и скрыться - в общем все, как всегда. Все, как в бесчисленных схватках в темных, извилистых улочках ночной столицы.
Как-то раз вашему новому знакомому откровенно не повезло. Пытаясь уйти от клинков охраны, он не рассчитал дистанцию до посланника и прямой длинный клинок прочертил полосу по лицу Уммара, лишая его глаза. Ответ последовал незамедлительно - прыжок, удар ногой в лицо пригнувшемуся от инерции разящего оружия противника, и оба меча Уммара спели свою торжествующую песнь, разрубая голову и ключицу врага. Угли из жаровни за алтарем, опрокинутой мощным ударом, обрушились пламенным дождем на ткань, покрывавшую стены. Уворот, еще один, прыжок - и солнечный свет заливает окровавленное лицо мстителя. Кажущийся невыносимо долгим бег через площадь, вопли сбегающихся орочьих патрулей, почуявших неладное, пылающее святилище за спиной, узда и седло любимого коня, бешеная скачка сквозь взбудораженный город и почти захлопнувшиеся городские ворота позади.
Скакун, поднимая облако пыли, уносился в пустыню подобно стреле, сорвавшейся с тетивы, к неведомой нам цели. Какие земли и какие новые приключения ждут Уммара впереди, он еще не знал... "Выжил, снова выжил... выжил и отомстил! Слава тебе, о Заступник правоверных", - грохотала кровь у него в ушах.