[oigenn]

Хотелось бы еще конечно повычитывать текст, но раз уж читатели плачут, не смею злоупотреблять их терпением)

Глава двенадцатая. Битва за Примостье

Высоко в небе ярко светило солнышко, о чем то хорошем и прекрасном щебетали птички в ветвях деревьев, в траве весело шмыгали туда сюда отъевшиеся за лето серые кролики. А мы с Соломкой лениво спорили – не о красоте лета, не о трубочке табачка и не о желанном обеде. Обсуждался вопрос, умеют ли следопыты считать. Капитан был уверен, что, как и всякий криминальный сброд, с мечом или без, следопыты это громадины тупые, простые, незатейливые, несообразительные и далее следовала еще куча слов на «не», среди которых, несомненно, затесалась и такая характеристика следопытов как неумение считать. Я неторопливо доказывал неправоту поспешных капитановых выкладок, клянясь всеми Валар, что не раз видел, как следопыты писали и пару раз даже лично присутствовал при том, как следопыт по своей воле во время досуга читал толстую старинную книжку. Соответственно, следопыты с такими способностями вполне могут правильно сосчитать что угодно.
«Верится с трудом» Соломка зевнул, по старой доброй ширской привычке его явно тянуло на послеобеденный сон «иначе как объяснить тот факт, что ангмарская армия, в которой, по уверениям наших пыльных знакомцев в старых грязных плащах, не более пары тысяч вражин, на деле насчитывает не менее сотни тысяч северян и орков?» «Ну уж прям сотню» я еще раз оглядел ангмарский лагерь, вольготно развалившийся прямо на дороге внизу «эт ты, глупый провинциальный хоббит (Соломка фыркнул), не видел по настоящему больших армий. Тут от силы тысяч пять. Десять значков орочьих рот, десять ангмарских, итого где то четыре тысячи, но это по спискам, тут надо учесть что часть померла по дороге, часть разбежалась грабить окрестности, а кое-кто просто устал от походных тягот и свалил домой. Марка кавалерии – пятьсот рыл. Так что тыщи четыре, не более, серьезных ребят. Потом куча горцев – возниц, этих и считать не стоит, при серьезном бое залезут под свои возы и носа не покажут. Еще где то несколько сотен саперов при осадных орудиях и в обозе. Вот и вся вражья сила».
«Не стану спорить», наконец уступил доводам разума капитан «меня как то интересует больше другой вопрос». Соломка устроился поудобней под кустом, где был наш дозорный секрет, и продолжил «когда мы торжественно выехали на войну, следопыты говорили, что нас аж тысяча и мы легко ударом с тыла порвем ангмарцев. Теперь выяснилось, что врагов всего лишь в пять раз больше. Наверно старый план надо немного изменить, но следопыты по-прежнему рвутся в бой. Я что-то не понимаю в тактике людских войн или у нас тут эпические герои в резерве?»
Приходилось признавать, что вредный капитан зрел в самый корень наших проблем. Перед мостом в Примостье стояла сильная вражеская армия, которая решительно собиралась показать всем в землях Бри, где зимуют форохельские раки. Будь я командующим нашим отрядом, то давно бы, пока нас не заметили, отступил обратно в леса Северного нагорья, где и замаскировался бы до лучших времен, грабя осторожно караваны ангмарцев с добычей и припасами. Следопыты же все-таки намеревались дать бой, решительный и окончательный, хотя, насколько я знал, никаких подкреплений не ждали. Конечно, что сами следопыты, что собранное ополчение жителей Северного нагорья народ опытный и имеющий лютые счеты с ангмарцами, так что биться будут насмерть и до конца, но хватит ли одной отваги при таком перевесе врага? Войска Железной Короны тоже ведь не сопливые новобранцы, воевать любят и умеют. Вставал вопрос, стоит ли доблестно уйти в предания и легенды вместе с серыми героями из следопытов или же свалить до боя, пока есть шанс, и пожить еще немного в бесславном, но почти спокойном и временами сытном мире.
Этот вопрос требовал тщательного обдумывания и обсуждения, благо сидеть в дозоре было крайне скучно. Соломка считал, что нам нет резона ввязываться в бойню одних громадин с другими, благо у него есть все же кое-какие обязательства перед Слышкой и другими хоббитами, которые могут попасть в беду в пограничье, не ведая о столь важных событиях как грядущее разорение Бри и появление Железной Короны у границ Шира. По правде сказать, и я колeбался, поглядывая на вражеский лагерь. Припомнил даже одно местечко неподалеку, где речку вполне можно переплыть. Коней, конечно, придется бросить, но зато потом нас уж никто не заловит, проберемся в Шир холмами да такими забытыми тропинками, что их никто не знает, не ведает.
Было, правда, опасение, что не все наши армейские друзья доблестно войдут в легенды, кое-кто может еще пожить и разболтать лишнее о нашем дезертирстве. Память у следопытов отменная, помнят кучу ненужных подробностей за последние пару тыщ лет, а уж имена удравших перед боем точно не забудут никогда, а мне, между прочим, в этих краях еще жить поживать. В Эстельдине на складе к тому ж валялась куча моего барахла, знатный запас отменных шкур помимо прочего, бросать все это богатство, накопленное тяжким трудом, совершенно не хотелось. Да и была таки надежда, что командование следопытов знает что творит, потому планы атаки вовсе не так безумны, как кажется с нашего доблестного закустного дозора. Будет к тому ж обидно, коли дело таки выгорит без нас и ангмарцам навешают люлей. В столь огромном лагере и обоз громаден – грабить не переграбить, а уж какие прелести валяются в сундучках по офицерским палаткам – мне ли не знать!
Оставалось убедить немного повоевать Соломку. Грабежом капитана сманить было трудно, а вот союзниками можно было попробовать. Сложно было не согласиться, что массовые развлечения с участием людей Сарумана на границе с Широм это вопрос самого ближайшего будущего. И не лучше ли иметь в друзьях немного отмороженных, но все ж весьма умелых в убийстве злодеев следопытов, у которых как раз случайно может образоваться после разгрома ангмарцев одна свободная от дел армия? В понятиях следопытов договора скрепляются не словами и не деньгами, а исключительно кровью. И потому немного повоевав под их знаменами, капитан, при малом риске за свою жизнь (не больше ж чем при массовой драке в «Зеленом драконе» стражи с гномами – контрабандистами), обретает верных и могущественных союзников. За будущее Шира можно и немного пострадать, попортить себе шкурку парой шрамов.
Соломка задумчиво выслушал мои доводы, вздохнул и признал, что выбора у нас действительно мало, а другие шансы нагадить Ветровиду и его брийским дружкам когда еще представятся. Проницательный капитан при этом отметил, что мое знакомство со следопытами уж слишком явно превышает провозглашаемое шапочное знакомство, и не собираюсь ли я как нибуть рассказать, с каких таких щей охотник с Бри ходит в хороших друзьях у серых плащей? Пришлось сослаться на плохую память и давнюю историю. Одно дело травить байки про Ангмар, а другое дело пересказывать про рейд в Форност и кое-какие приключения в старых курганах. Соломка и так узнал о следопытах гораздо больше, чем ему надо для спокойной жизни.
Вечером в штабной палатке следопытов было окончательно решено атаковать ангмарцев этой же ночью. По наблюдениям дозорных, в лагере врага все было готово для штурма Примостья, так что, отложив атаку, мы рисковали потерей города. По своей привычке орки кинутся на штурм примерно в полночь, парни хорошо видят в темноте, чего не скажешь о гарнизоне моста. Ангмарцы поставили на ближайшем к мосту холме несколько катапульт, так что видимо знаком к их наступлению будет огненный залп по городу. Основные силы врага стоят перед мостом, за ними дорога вся забита повозками с обозом и осадными машинами. Чуть в стороне полукругом разбит штабной лагерь. Он хорошо охранялся, но вся вражеская кавалерия была перед мостом, чтобы при прорыве укреплений на мосту не дать уйти к Бри остаткам гарнизона Примостья. Если мы внезапно нападем по тракту и сможем навести панику среди возниц, поджечь обозные повозки и одновременно прорваться в штабной лагерь, то основная масса ангмарских солдат и их кавалерия просто не получат возможности атаковать широким фронтом. Решающим стал бы захват холма с катапультами, откуда можно простреливать дорогу и не давать врагу расчистить тракт от повозок, чтобы выпустить кавалерию. Скученные на небольшом пятачке ангмарцы при нашем преимуществе в коннице и в лучниках не смогут развернуться и ударить во всю силу.
План был настолько хорош, что его приняли без колебаний и долгих размышлений. Наши силы были разбиты на три колонны. Восточная, в которую вошло ополчение, атаковала первой, незаметно подобравшись к холму и выведя из строя вражеские катапульты. После чего мы должны были наскоро укрепиться и любой ценой удержать холм, пока с него наши лучники будут простреливать тракт. Центральный отряд, куда вошла вся наша конница, должен был атаковать по тракту, смять вражеский тыловой дозор и навести шороху в обозе, по возможности поджигая все что можно. На этот же отряд также пришлась задача по удержанию предполья вражеского лагеря. Нельзя было дать отдельным вражеским отрядам вырваться из лагеря и обойти с тыла восточные и западные крылья нашей небольшой армии. На западе наши основные силы, собственно отряды следопытов, атакуют штабной лагерь врага. В случае успеха основные вражеские силы окажутся зажатыми перед мостом пожарами в обозе на тракте и нашими позициями на холме и в захваченном штабном лагере, достаточно укрепленном, чтобы выдержать слабые разрозненные попытки его отбить.
К потрясению Соломки и к моему собственному удивлению командовать восточным отрядом и штурмом холма поручили мне. Добровольцы с местных, хорошо меня зная, пробовали было несмело запротестовать, однако ж следопыты отрезали, что знают меня с самой лучшей стороны и вполне доверяют моему огромному опыту командования в самых отчаянных рейдах. Местные посмотрели с уважением и замолкли, мне ж осталось только таинственно промолчать, гадая, с чего бы такие почести. Народ в ополчении был сплошь знакомый и опытный – свой брат охотник, лесовик да наемник, значит простые вещи и объяснять не надо, сами сообразят, да и задача достаточно проста. К тому ж быть главным означало важнейшее преимущество – можно будет вовремя скомандовать удрать, коли дело будет не в нашу пользу. Чтобы умилостивить капитана, я торжественно назначил его начальником полевой стражи ополчения Северного нагорья, а для поднятия боевого духа своих людей, впрочем и так высокого, наскоро нарисовал наше боевое знамя – бурого мишку на фоне трех елок. Народ оценил благосклонно.
Выдвинулись во тьме тихо, как только увидели первые сполохи от подожженного вражьими катапультами Примостья. Ангмарские дозоры мы сняли запросто, благо северяне больше смотрели на то, как горит Примостье. Гадали небось, спалят ли город дотла или что-нибуть оставят для грабежа. Самой рискованной частью был подход к холму с катапультами по открытому полю, но видать ангмарцы не верили в возможность появления вражеских отрядов в своем тылу, так что атаковали мы без всяких препятствий. Как и ожидалось, обслуга была слишком увлечена процессом заряжания и отправления гостинцев в Примостье, так что за оружие успели схватиться немногие. Убили их быстро и пока оставшиеся удирали с холма, пытаясь спастись, часть наших уже разворачивала пару самых легких катапульт в сторону вражеского войска, а часть под моим личным командованием споро возводила баррикады, разрушая диковинные осадные машины и используя множество заготовленных ангмарцами бревен, веревок и корзин.
Когда первые гостинцы с трофейных катапульт залетели во вражеские ряды, раздался многоголосый вой. Зажигательная смесь получалась у врага что надо, хотя вряд ли они ждали эти горшки на свои собственные головы. Одновременно запылали повозки с краю ангмарского обоза. С криками «Элендил! Элендииил!» серые тени всадников появлялись перед обозниками, срубая мечами зазевавшихся и кидая горящие факелы в повозки и копны заготовленного впрок сена. Загорелось хорошо. Что творилось в офицерском лагере с холма было сложно разглядеть, вроде и там запылали крайние палатки.
А у меня были свои заботы, чтобы думать еще о чужих. Враги быстро опомнились. Отбить холм было жизненно необходимо для их армии. Я видел сверху, как волнами разворачивались от моста и стремительно кидаются к нам передовые отряды. Орки! Со многими из них я мог быть вполне хорошо знаком по Уругарту, но теперь это были безликие враги, неразличимые друг от друга слуги смерти. Первый их удар был яростен, но расшибся о наши скорые укрепления. Расстреливаемые в упор лучниками, хорошо видные на фоне пожаров внизу орки тем не менее упорно принялись растаскивать заграждения, по одному – двое проламываясь к нам.
Первого полезшего через бревна орка я приветил копьем, однако второй смог отбить мой выпад и перескочить на нашу сторону, отбросив сильным ударом боевого молота сразу двоих моих солдат. Прежде чем этого орка прикончили, его сотоварищи зацепили крюками нашу баррикаду между двумя опрокинутыми катапультами и буквально сдернули ее вниз. В образовавшийся пролом орки ринулись с дикими воплями и неописуемой отвагой. Встречали их те люди, чьи фермы и охотничьи избушки эти орки пожгли буквально неделю назад, так что орочья ярость схлестнулась с яростью мщения и отваги бывалых обитателей Северного нагорья. Ожесточеннейшая бойня завертела и закружила без оглядки. Копье пришлось бросить, в узких коридорчиках между вражескими механизмами щит и меч были гораздо верней. Орки были врагом привычным и незатейливым, легко предсказуемыми и излишне прямолинейными бойцами. Отбиваться от них удавалось достаточно легко, но под конец штурма меня чуть было не завалил огромный черный варг, подлезший под катапультой и неожиданно напавший сбоку. Толчок его лап отбросил меня на груду бревен, чудом удалось не упасть, успеть выставить щит и принять на него яростные удары когтей. Одновременно я пытался ткнуть варга мечом. Варг в свою очередь наскакивал, бил по щиту лапами и всем весом своего тела, надеясь сбить с ног и загрызть на земле. Пару раз он был весьма близок к успеху, потому даже получив пару ран и лишившись половины уха, варг был твердо намерен меня прикончить. Нашу дуэль без всяких лишних церемоний прервал Соломка. Вынырнув из темноты, он ударил варга коротким мечом в бок и когда зверь развернулся, добавил собачке хороший удар по черепу, так что мой удар меча варг уже наверно не почувствовал.
Оглядевшись, я радостно понял, что первый натиск мы отбили. Оставшиеся в живых орки отошли, кто был на ногах из ополчения спешно укрепляли баррикады и даже не нуждались в этом деле в моих ценных советах. Так что я залез повыше на штабеля ящиков и начал оценивать ситуацию. Орки смогли вывести из строя обе катапульты, что мы развернули против врага, но наши лучники пережили бой и теперь не давали врагу собраться на тракте у холма. На самой дороге горели повозки, но паники было гораздо меньше, чем я надеялся. Основные силы ангмарцев спокойно стояли перед мостом, развернувшись в нашу сторону. Оглянувшись, я с тревогой заметил, что нашей кавалерии нет на поле, зато сбоку от нас уже мелькают орки, развертываясь в цепь, окружающую холм. Офицерский лагерь ангмарцев не горел и не похоже было, чтобы там продолжался бой. Сей факт делал наше положение не просто отчаянным, а катастрофическим.
«К дохлому гоблину эту тупую стратегию людских войн» заметил Соломка, ловко залезший ко мне наверх. Капитан был жив здоров, хоть и выглядел не шибко хорошо с измазанным кровью лицом и в рваной куртке. «Что нам делать то теперь?». В моей привычке было отступать первым, но теперь, кажется, мы стали арьергардом потерпевшей поражение армии, так как других сил свободных народов нигде на поле боя не наблюдалось.
«Надо валить» я с тревогой понял, что суета на тракте вдали это отступающие следопыты. На моих глазах в частоколе офицерского лагеря распахнулись ворота, и ангмарская конница понеслась по тракту в погоню за излишне самонадеянными героями.
«Отступаем! Отступаем!» я заорал людям внизу, которые сперва даже не поняли смысл приказа в азарте от крови и первой победы. У нас был единственный шанс на спасение – успеть удрать пока орки не окружили наш холм, а вражеская конница ускакала делать ответный визит вежливости следопытам. Можно было надеяться по полю проскочить до ближайшего леса и растворится там прежде, чем ангмарцы поймут, что на холме против них сражались всего триста человек.
Хорошо, что охотники, фермеры и лесорубы вовсе не отличались пламенным фанатизмом легендарных героев и вместе с тем не теряли головы при беде. Так что отступать мы были готовы быстро и в полном порядке. Сперва подожгли все, что было можно на холме, благо масла и горючей смеси ангмарцы заготовили вдоволь. Пользуясь этим пожаром как прикрытием от насевших было опять орков наш поредевший (к счастью не сильно) отряд отступил по склону и двинулся к лесу. За нашими спинами взревели трубы армии севера. Ангмарцы окончательно убедились, что враги немногочислены и бегут.
Наше же бегство было недолгим. Часть вражеской кавалерии развернулась на пожар, и мы еле успели подняться с поля на небольшой курган, поросший редкими деревьями. Добежать с него до столь близкого леса при вражеских всадниках вблизи было уже невозможно. Осталось только выстроиться в жалкое подобие боевого строя, поднять с последней гордостью наше самодельное знамя и ощетиниться копьями, отгоняя всадников меткими выстрелами мощных охотничьих луков. Всадники отошли, но теперь все внимание врага было нацелено на нас. Мы с ужасом смотрели как темная масса ангмарских отрядов, сверкая в свете наступающей зари сталью копий и мечей, выходит из вражеского лагеря и разворачивается в нашу сторону.
«Тьфу» сплюнул Соломка в бессильной злобе «вернусь в Шир - запрещу нахрен Всяковинное общество, а сбор антиквариата объявлю вне закона». Да уж, погибнуть из-за какой-то пыльной хоббичьей рукописи и слышкиного любопытства было действительно несколько обидно. Оставалось только надеяться, что тан всыпет Слышке розог за любовь к приключениям и без нашей помощи. А мое недолгое командование подходило к концу, так что я громко гаркнул «К бою! Не сдаваться, мать вашу кикимору!», что было конечно излишне (парни и так знали, что живыми к оркам лучше не попадать), зато помирать командиром аж целой трети армии было крайне лестно! Не всякий же дослужится с охотника - зайчатника почитай что до полководца.