Стихи от Шершня
Чудесный сон прерванный звоном будильника (+/-)
Снова рвусь к горизонту, коня горяча,
Жизнь привычно поставив на кон.
Я сегодня принцессу несусь выручать,
Ее подло похитил дракон.
Вот подъехал я к логову, зла не тая.
Улыбнулась принцесса моя...
- Ну, я здесь. Где ты, гад? Выходи, не боясь! -
Вопрошаю рептилию я.
Я дракона побил. Злых последышей рать,
Хохоча, вызываю на бой.
Ржет ... будильник, а значит пора мне вставать,
Отложу я свиданье с судьбой...
Седой менестрель подгоняемый ветром,
Глядящий на мир то светло, то тревожно.
Я вас рассмешу остроумным куплетом
Иль плакать заставлю, мне это несложно.
Однако пред всеми клянусь, как пред богом,
И лютней клянусь, и хорошей дорогой,
Я честен всегда, а привру - так немного.
Таким и останусь до смерти порога.
Послушаю ветер и гляну на небо -
Уж осень подкралась, преследуя лето.
Налейте мне пива и дайте мне хлеба -
Баллады свои буду петь до рассвета.
Не надо вопросов, не ждите ответа.
Мне в путь, уже утро. Спасибо, до встречи!
И вновь я в дороге слагаю куплеты,
Потертую лютню забросив за плечи.
Куда я приду и кого повстречаю?
Не знаю... Но манит меня на рассвете
Дорога, от края земли и до края,
От вздоха рожденья до выдоха смерти.
Хмурый бард о друзьях поет,
Лютня плачет его навзрыд...
Путь разведчика - горький мед,
На тот свет этот путь лежит.
Из разведки мы шли домой,
Но в ущелье средь мрачных скал
Повстречались с лихой ордой
И последний наш час настал.
Рейнджер с воином, эльф и гном,
Без раздумий рванулись в бой,
Словно добрым стальным щитом,
Остальных заслонив собой.
Непохожесть свою презрев,
Стали братьями по мечу.
Так и умерли гном и эльф,
Как сражались - плечом к плечу.
Храбрый хоббит, мальчишка-вор,
Как он ловко ножи метал!
Но блеснул роковой топор
И недолгую жизнь прервал.
Я его подхватить успел.
Закрывая глаза свои,
Еле слышно он прохрипел:
"Только маме не говори..."
Старый маг так любил мечтать
В тихом домике средь лугов.
Но пришлось ему жизнь отдать,
Всю до капли, без дураков.
Он прочел "файербола" спелл,
Щедро тратя остаток сил.
Нас от смерти спасти сумел -
И врагов, и себя спалил.
Клирик, слабость свою кляня,
Злую рану зажав рукой,
Полумертвый, латал меня,
Чуть живого, кривой иглой.
Экономя последний вздох,
Он шепнул мне: "Ты должен жить,
Петь, любить... И, да видит бог,
Должен песню о нас сложить!"
Хмурый бард о друзьях поет,
Лютня плачет его навзрыд,
Чуть скрипит и немножко врет -
Ее корпус стрелой пробит...
Жизнь размазана по актам,
То смешным, то очень грустным,
Как мелодия по тактам
Композитором искусным.
Только наши партитуры,
Неоконченные пьесы,
То ли спьяну, то ли сдуру
Редактировали бесы.
Уж они то постарались,
Перекраивая строки,
Вместо божеской морали
Напихали нам мороки.
Мы на это не в обиде -
От ошибок крепнут чувства.
Жить, любить и ненавидеть -
Это трудное искусство.
(По мотивам одноименного рассказа А. И. Куприна)
Кончался век двенадцатый. В Европе
Зловещими знаменьями богат
Был год последний. Беды в гороскопе.
Баварский захудалый Ингольштадт
Под Рождество трещал от лютой стужи.
Стемнело быстро. Бюргеры давно
В домах закрыли ставни и наружу
Не кажут носа, и немудрено,
Ведь каждому известно - в этот вечер
И эту ночь по свету рыщет зло.
В ворота городские бился ветер,
Пристенный ров почти перемело.
К стене, круша сугроб, подкрался кто-то,
Веревку ловко бросил и, как тать,
Пробрался в город. Но теперь забота -
Ночлег и пищу где-то отыскать.
Голодный и замерзший, он напрасно
Стучался в двери, умолял спасти.
- Поди ты прочь! Ведь знаешь, что опасно
Впускать чужих сегодня... - На пути
Последний дом - последняя надежда.
На стук хозяин буркнул, - Заходи.
Садись за стол, поешь-попей, но прежде
Подумай. Ведь палач я, господин... -
Тут вжикнул меч, плеча коснулся. Строго
Сказал пришедший, вроде бы не пьян,
- Я Генрих, герцог Швабский волей Бога.
Теперь ты рыцарь, Карл фон Эйзенман. -
Судьба способна подшутить над каждым,
Проклятья и мольбы ей нипочем.
Палач стать может рыцарем однажды,
А рыцарь - оказаться палачом.
В конце квартала мрачный Купидон,
Довольно важный, хоть и младший бог,
Опустошив амброзии флакон,
Своей работы подводил итог:
"Любовных стрел истрачено пять тонн.
Две трети - рикошетом в "молоко",
А треть - сломалось, ведь пробить бетон
Циничных душ из лука не легко.
Не перегрызть кевларовую нить,
Бронестекло кулак не прошибет...
Юпитер, разреши мне применить
Любовный реактивный миномет!"
Снулыми листьями зябкая осень
Гладит по стеклам, впустить ее просит.
День на излете. Помятым ведром
Глухо бренчит журавель за двором.
В маленькой горнице под образами
Светится воск, оплывая слезами.
Кошка пушистая, шерстка как дым,
Мирно играет в углу с домовым.
Веет теплом от побеленной печки.
Пахнет блинами и кашей из гречки.
В кадке опары притихший вулкан
И в подстаканнике чайный стакан.
Хриплые ходики, гири как шишки,
Как я любил заводить их мальчишкой.
Горкой подушки, диван в кружевах.
"Зингер" блестит позолотой впотьмах...
Все это вижу, как будто сегодня
Там побывал, но по воле господней
Много с тех пор мне прибавилось лет.
Бабушка, где ты? Давно ее нет.
Веселый Роджер лихо пляшет джигу.
На мачтах распахнулись паруса.
Победным ветром каперскому бригу
Сегодня улыбнулись небеса.
До галеона нам осталась миля,
Для пушек недоступен он пока.
Наш бриг дрожит от клотика до киля,
Напрягшись для последнего рывка.
Теперь пора. Прицельтесь, канониры,
Снесите королевский гордый стяг -
Пускай испанцы в красочных мундирах
Трясутся, видя череп на костях.
Оскальте зубы, волки океана,
Готовьте абордажные крюки.
Сейчас мы разом вслед за капитаном
Рванемся на мушкеты и клинки.
И будет бой отчаянно-недолгий,
Не смогут нас испанцы победить -
Любой собаке не сравниться с волком,
Ведь псы забыли как на воле жить.
А после боя сразу на Тартугу -
Проматывать добро по кабакам
И поминать застреленного друга,
Размазывая слезы по щекам.
Пропьем-проплачем сны-воспоминания
В угаре эля, в ромовой тоске.
А завтра утром снова на свидание -
Со Смертью погуляем по доске...
Веселый Роджер лихо пляшет джигу.
На мачтах распахнулись паруса.
Победным ветром каперскому бригу
Сегодня улыбнулись небеса.
На крыльях сна бесшумно, невесомо
Мы все летали в детстве по ночам.
Парили над землею странно-сонной
И просыпались, падая, крича.
Все реже мы летаем год от года,
Да и ходить с годами тяжелей.
С теченьем лет нелетная погода
Все чаще, но тем вылеты милей.
В глаза скребется месяц мертво-бледный,
Шершавит спину нудная кровать.
У сна взять крылья хочется в аренду
И ни за что потом не отдавать.
Трепетать в отраженьях, не жить, не дышать -
Вот полет моей мысли, смотри, не спугни...
Целый сонм двойников, грешной памяти рать,
Атакует оплот моей нежной любви.
Воздвигаю во тьме светлых замков кубы.
Сам не знаю зачем, отчего, почему?
И, похоже, нам всем не уйти от судьбы.
Ладно, после, надеюсь и верю, пойму.
Я не знаю себя. Ты себя поищи.
Был бы рад всем помочь, да не хватит меня.
Но спугнули - опять кто-то давит прыщи,
И опять кто-то стонет, эпоху кляня...
Мне недавно приснился загадочный сон,
Не цветной, черно-белый, но очень красивый...
Пел негромко ручей, и ему в унисон
Шелестели чуть слышно плакучие ивы.
Не тревожа цветов, не сбивая росы,
На лугу танцевало крылатое диво -
Светоносная дева небесной красы,
Улыбаясь прощающе и шаловливо.
Юный месяц несмело подсвечивал луг.
Звезды падали в ночь и, запутавшись в травах,
Превращались в цветы. И мерцали вокруг
Светлячки. Так чудесно все было, так странно.
Вдруг мороз, черный град с помутневших небес.
Злобный ветер уносит крылатое диво.
"Ты куда? Подожди! Как останусь я без
Твоей светлой красы?!" - простонал я тоскливо...
"Тише, милый, я здесь!" - как обычно нежна,
Выдирая из дремы предательской, зыбкой
Поцелуем, меня разбудила жена,
Улыбаясь той самой, чудесной улыбкой.
(Была такая древняя игрушка для PC о летчиках Первой Мировой)
В ладонь рукоятка удобно легла,
Уносятся в небо четыре крыла.
Разгон, полубочка, петля, иммельман
И... Бац! - локтем сбит из-под пива стакан.
Я вылетел в битву, меня не унять!
В пятнадцатый раз... Вот же *****, вот плять!
Барон фон Рихтгофен. Смотрю, где же он?
На красном триплане летает барон.
Куда подевался воздушный жокей?
Вдруг - Тра-та-та-та-та! "Game over"? Okay...
Найдется барону достойный ответ:
Я знаю "save-load", а он его - нет.
Весна. Ручей. Плывет корабль бумажный -
Страница позабытого письма.
Кому? Зачем? Теперь уже не важно.
Чернила раньше делали весьма
Неводостойкими. Борта обвисли,
Плывет и без ветрил, и без руля.
И, растворяясь, утекают мысли.
Бегут, как будто крысы с корабля.
Майский дождь сквозь веки-облака
Щурит солнце, разогнав прохожих.
На траве рисунок, цел пока,
Можно разобрать смешную рожу.
Акварелью кто-то рисовал.
Барби? Заводного человечка?
Карлсона? Кого? Лица овал
Пупса под дождем плывет, как свечка
На пожаре. Все, не разобрать.
Ну и ладно, разве важно это?
Главное - не вражескую рать
Рисовали. И не тьму без света.
Вот все брошу и уеду из асфальтового ада,
Где жара играет пылью и неведома прохлада,
Где прохожие как зомби, лакированные потом.
Нужно быть придурком полным, распоследним идиотом,
Чтоб здесь преть. Уеду в горы и усну под водопадом!
Или в тундру к хитрым чукчам улечу на вертолете.
Буду млеть, читая книжку в водостойком переплете,
Развалившись бегемотом посреди болотных кочек...
Жаль, но тундра отпадает. Не прочтешь там пары строчек:
Комары размером с лошадь там летают на болоте.
Да и в горы не поеду. Я вам что, козел, в натуре,
Чтобы в поисках прохлады жилы рвать на верхотуре?
Нет, закрою плотно шторы и залезу лучше в ванну.
Насосусь побольше пива, чтоб хватило до нирваны.
И глаза закрою... Будто на Байкале, на Амуре...
Дома задубели от ветра,
Куражится барственно стужа.
На окнах шершавое ретро
Морозных узорчатых кружев.
Зимою Приморье - не Сочи:
Момент - и промерз до скелета.
И верится как-то не очень,
Что будет когда-нибудь лето.
Растает асфальт пластилином
Под солнечной лампой паяльной.
Завидовать станем пингвинам,
Обпившись водой минеральной.
Но в холод не верится в это.
А в прочем, какие проблемы?
Наступит когда-нибудь лето
И будем мечтать о зиме мы.
Ну вот и добрел до порога.
Приветствую. Разоблачаюсь.
Налей, дорогая. С дороги
Я выпью горячего чаю.
С человеком, рождаясь на свет,
Появляется тьма.
На святой, поднебесный обед
Хватит ложки дерьма.
Ты хотел, ты пытался прожить,
Видя мир через щель,
Но струной отзвучавшей дрожит
Музыкальная ель.
Вера в светлое вяжет тебя
Лучше всяких оков.
Понапрасну глаза теребят
Блики черных очков.
Не допет твоей песни куплет
И стакан не до дна.
С человеком, рождаясь на свет,
Появляется тьма.
Зима торопится к концу.
Весна все ближе, все заметней
Ее пришествия приметы:
Пошли веснушки по лицу,
В потеках влажных каждый дом,
Чернеют пыльные сугробы,
И речки смотрятся убого
Под мутным опаленным льдом,
О землю не звенит кирка
В угрюмой примогильной роще,
Копать могилы стало проще -
Земля подтаяла слегка.
Но что о грустном я опять?
Молчу, молчу! Не буду больше!
Шутить над жизнью надо тоньше
И о приятном вспоминать...
Еще не скоро стает снег.
Не избежать ночных морозов.
Сосулек горестные слезы
Не раз застынут на окне.
Но день за днем короче ночь,
Ручьи все шире и наглее,
Наряды девушек смелее,
И кошки поорать не прочь.
Весна придет в конце концов,
В грязи, нескладная, худая...
Зато надежду в нас вселяет
Её чумазое лицо.
Весна. Ручей. Плывет корабль бумажный -
Страница позабытого письма.
Кому? Зачем? Теперь уже не важно.
Чернила раньше делали весьма
Неводостойкими. Борта обвисли,
Плывет и без ветрил, и без руля.
И, растворяясь, утекают мысли.
Бегут, как будто крысы с корабля.
Все тот же сон, опять сомненья.
Дверь в окруженьи пустоты.
Открыть? Оставить? Ваше мненье?
Что скажет он? Что скажешь ты?
Все ж интересно, что за дверью?
Сокровища? Нужной чулан?
Путь из отсюда в иномерье?
Мессия или Талейран?
А может там Пандоры ящик?
Грааль? Святая благодать?
Вино-нектар? Проказа-ящур?
Нет, я не стану открывать.
(с) Сфекс Шершень - охотник, Форност, Дальневосточные Стражи.
|